И все же… неужели только это раздражало меня? Неужели только эта мимолетная обида и разочарование в собственных способностях? Или по-прежнему срабатывал старый рефлекс главнокомандующего, считающего собственное мнение непогрешимым? Или же это было нечто более глубокое, то, что не давало мне покоя все время и только сейчас выплывало на поверхность?
— Корвин, — сказал Ганелон, — я вот тут как раз думал…
Я вздохнул: — Да?
— …о сыне Рэндома. Ваша семейная способность к немыслимой регенерации, по-моему, дает основания предполагать, что он выжил и мы еще встретимся.
— Мне тоже хотелось бы на это надеяться.
— Тогда не спеши.
— Что ты хочешь сказать?
— На мой взгляд, у Мартина было крайне мало контактов с Амбером и членами вашей семьи, поскольку рос он в Ребме, в совершенно иных условиях…
— Именно так.
— И я думаю поэтому, что вдали от Бенедикта — и Ллевеллы, оставшейся в Ребме, — единственным человеком, который нанес ему предательский удар, мог быть только тот, кто хоть в какой-то степени был ему близок и имел с ним некую связь — то есть Блейз, Брэнд или Фиона. Видимо, у него были довольно смутные представления об отношениях внутри вашей семьи.
— Смутные, — кивнул я, — однако, как мне кажется, вполне обоснованные, если я правильно понимаю тебя.
— По-моему, да. И мне представляется вполне возможным, что Мартин не только боится вашей семейки, но и вступил с кем-то из ее представителей в сговор.
— И это тоже возможно, — согласился я.
— А как ты думаешь, мог он сговориться с кем-нибудь из наших противников?
Я покачал головой:
— Нет, если знает, что он принадлежит к той группировке, которая пыталась его уничтожить.
— А что, если он к ней не принадлежит? Интересно… Вот ты говорил, например, что Брэнду надоели их игры и он пытался расстаться со своими союзниками, которые затевали дружбу с чудовищными посланниками Черной Дороги. А что, если эти твари настолько сильны, что Фиона и Блейз стали игрушками в их руках? Если положение дел действительно таково, то я вполне могу вообразить, как Мартин закидывает удочку, чтобы поймать что-то или кого-то, способное дать ему возможность одержать над ними верх.
— Слишком сложная система предположений, — сказал я.
— Однако твой враг, похоже, знает о тебе довольно много.
— Это верно, но и у них найдется парочка предателей, чтобы преподать им нужные уроки.
— А не могли ли они рассказать этим предателям все то, что, как ты говоришь, знала Дара?
— Интересная точка зрения, — заметил я, — однако что-либо сказать наверняка тут сложно. — Разве что проверить историю с Текисами? Это только сейчас пришло мне в голову. Однако я решил пока что попридержать идею, а сперва узнать, к чему клонит Ганелон, и не уходить от основной темы столь внезапно. — Мартину вряд ли удалось много рассказать кому-то об Амбере.
Некоторое время Ганелон молчал. Затем спросил:
— А у тебя так и не было возможности что-нибудь выяснить относительно того вопроса, который я задал тебе в ту ночь у твоей гробницы?
— Какого вопроса?
— Нельзя ли подделать ваши карты? — сказал он. — Нам известно, что у Мартина есть целая колода…
Теперь пришлось помолчать мне, пережидая, пока целая толпа воспоминаний пересекает мой путь, стараясь непременно лизнуть меня своими липкими языками.
— Нет, — сказал я. — Такой возможности у меня пока не было.
Мы довольно долго продвигались дальше в молчании, а потом Ганелон вдруг произнес:
— Корвин, в ту ночь, когда ты привез Брэнда назад… помнишь?
— Да, и что?
— По твоим словам, ты подозревал тогда абсолютно всех, пытаясь выяснить, кто же ткнул тебя в бок ножом, и, по твоим же словам, любой из них вполне был способен на подобный фокус в столь удобный момент.
— Ну и ну, — только и сказал я. Он кивнул:
— Теперь у тебя появился еще один родственник, о котором тоже нужно подумать. Ему, возможно, недостает фамильной изысканности и изощренности только потому, что он слишком молод и практики у него маловато.
И тут в мыслях я вернулся далеко назад, на тот молчаливый парад мгновений, что пронеслись в моей жизни непосредственно до моего возвращения в Амбер и вскоре после этого.
Глава 4
— Кто там? — спросила она, когда я постучался, и я ответил. — Подожди минутку.
Я услышал ее шаги, потом дверь отворилась. Вайол вряд ли была выше пяти футов и казалась удивительно хрупкой. Брюнетка, тонкие черты лица, нежный и тихий голосок, красное платье… Ее невидящие глаза смотрели как бы сквозь меня, напоминая мне о былой тьме, о боли.
— Рэндом, — сказал я, — просил передать, что он задержится еще чуть дольше, но беспокоиться тебе абсолютно не о чем.
— Пожалуйста, войди, — пригласила она, отступая чуть в сторону и еще шире распахивая передо мной дверь.
Я вошел. Хотя и не собирался. Я и просьбу-то Рэндома на самом деле выполнять не собирался — но почему-то честно рассказал Вайол и о том, что случилось, и о том, куда он сейчас отправился. Сперва я хотел просто сообщить ей то, что уже сказал, и ничего больше. Ведь только когда мы с ним разъехались, до меня дошло, к чему, собственно, вела его просьба: вот так, запросто, он попросил меня сообщить его жене, с которой я до сих пор и десятком слов не обмолвился, что он уехал искать своего незаконнорожденного сына — того самого, чья мать, Морганта, вскоре после его появления на свет покончила жизнь самоубийством, из-за чего Рэндома и наказали, насильно заставив жениться на Вайол. То, что этот брак, неведомо почему, оказался счастливым — да нет, просто прекрасным, — до сих пор удивляло всех. У меня не было ни малейшего желания вываливать на Вайол целую кучу малоприятных известий, и я, входя в комнату, судорожно пытался что-нибудь придумать.
Я прошел мимо бюста Рэндома, помещенного довольно высоко на полке слева от меня. И вдруг до меня дошло, что в этом доме мой брат — действительно хозяин и повелитель. В дальнем конце комнаты я увидел рабочую скамеечку Вайол. Обернувшись, я еще раз внимательно посмотрел на бюст.
— Я даже как-то не сразу понял, что это твоя работа.
— Моя.
Вскоре я обнаружил и другие примеры ее творчества.
— Знаешь, все очень и очень неплохо, — сказал я.
— Спасибо. Может быть, присядешь?
Я опустился в большое с высокими подлокотниками кресло, которое оказалось на удивление удобным. Сама она уселась на низенький диванчик справа от меня и поджала ноги.
— Может быть, хочешь поесть или выпить чего-нибудь?
— Нет, спасибо. Я ведь буквально на минутку. Дело в том, что Рэндом, Ганелон и я несколько сбились с пути, возвращаясь домой, а потом еще повстречались с Бенедиктом, что тоже отняло какое-то время. Но самое главное, именно в результате этой встречи Рэндом и Бенедикт были вынуждены предпринять еще одно небольшое путешествие.
— Как долго он будет отсутствовать?
— Может быть, всю ночь. Или чуть дольше. Если это сильно затянется, он, вероятно, свяжется с кем-нибудь с помощью карт, и мы дадим тебе знать.
Бок у меня отчего-то разболелся, и я, прижав к нему руку, начал его тихонько массировать.
— Рэндом мне столько рассказывал о тебе, — промолвила Вайол.
Я хмыкнул.
— Ты уверен, что не хочешь перекусить? Право, меня бы это нисколько не затруднило.
— Разве он не сказал тебе, что я всегда голоден?
— Нет, — засмеялась она — Но если все было так, как ты говоришь, то легко догадаться, что у тебя просто не было времени поесть, да и сил ты потратил немало.
— Ну, отчасти ты, пожалуй, права. Ладно, если у тебя случайно завалялся кусок хлеба, можешь дать его мне; пожевать не повредит.
— Отлично. Тогда подожди минутку, пожалуйста. Она встала и вышла в соседнюю комнату. Теперь я мог наконец всласть почесать бок вокруг заживающей раны, которая вдруг начала свербеть. Отчасти из-за этого я и согласился воспользоваться гостеприимством Вайол; а кроме того, я вдруг понял, что ужасно голоден. Лишь позднее я догадался, что она бы все равно не заметила, что я чешусь. Ее уверенные движения, доверительная манера почему-то заставили меня совсем позабыть о том, что она слепая. Ну и отлично. Я был рад, что Вайол держится молодцом.